— Это только мне известный рецепт, — подмигнул Рейнер. До чего же эффектно бежевая рубашка подчеркивает изумрудный цвет глаз! — Я рад, что тебе понравилось.
— Ушам своим не верю. — Молодая женщина резко села. — Ты еще и готовишь?
Он с улыбкой кивнул.
— И, между прочим, сам на себя стираю.
Стирает? Молчи, глупое сердце! Руперт в жизни ни разу не соизволил даже собрать разбросанную по полу грязную одежду.
— Значит, это все твоя стряпня? — указала Ноэль на корзинку.
— Ну да. Все, кроме пирожков с яблоками. Печь я так и не научился…
— А пытался?
— Еще как пытался. Я взял себе за правило осваивать все блюда, которые мне по-настоящему нравятся.
Ноэль глядела на собеседника с нескрываемым восхищением. Сама она, как говорила ее мать, даже воду вскипятить не в состоянии, чтобы чего-нибудь не сжечь, а Руперт к плите и на милю не приближался.
— И что, ты много готовишь?
— Не так много, как хотелось бы.
Молодая женщина покачала головой и вновь откинулась на плед, твердя себе, что Рейнер ну никак не может быть таким совершенством, каким кажется. Такого просто не бывает.
А Рейнер между тем улыбнулся не без горечи, приподнялся на локте, поглядел куда-то вдаль.
— Все это время мне ужасно хотелось тебе позвонить, но я боялся. Ты ведь не разрешила.
Сердце дрогнуло у нее в груди, пропустив удар, по всему телу разлилась теплая волна неизбывного счастья. Ноэль вдохнула поглубже, пытаясь успокоиться, и тут же безжалостно подавила надежду в зародыше. Доверительное признание Рейнера ровным счетом ничего не значит. После сегодняшнего дня он станет для нее посторонним, всего-навсего одним из тех, у кого ей довелось брать интервью. Он осторожно убрал с ее лба непослушный локон.
— Слепому видно, как меня к тебе влечет. И сдается мне, ты чувствуешь то же самое…
Дыхание у нее снова перехватило, сердце неистово забилось в груди, точно после забега на длинную дистанцию. Прочь-прочь от этого человека, пока не поздно! Он представляет для нее реальную опасность… И однако же она была не в силах пошевелиться. Как он ласков, как нежен, как ей по душе его непритязательные вкусы, не говоря уже о том, что ее влечет к нему и влечение это обоюдно. До чего же трудно воспринимать этот пикник с подобающим безразличием и отстраненностью, раз уж Рейнер включил обаяние, как говорится, на полную катушку. Ноэль хотелось знать о нем все до последней мельчайшей подробности. Ей хотелось, чтобы пальцы его касались не только волос. Ей хотелось большего, куда большего…
Легкий весенний ветерок холодил щеки. В ветвях щебетали птицы, где-то вдали приглушенно жужжала газонокосилка.
А в следующий миг Рейнер остановил на ней свой взгляд — серьезный, пристальный, требовательный. Тело ее слегка покалывало, как если бы тысячи крошечных стрел разом впились в свою жертву. Сердце уже грозило пробить ребра и выскочить из груди.
Он неспешно пропустил ее волосы сквозь пальцы.
— Я мечтал об этом с той самой минуты, как впервые тебя увидел.
Его жадный взор задержался на губах Ноэль. Она затаила дыхание. О том, чтобы бежать от этого удивительного, чудесного, потрясающего мужчины, она и думать забыла. Как можно лишить себя столь желанного поцелуя? Одного-единственного, пустячного, ни к чему не обязывающего поцелуя…
— Ноэль, — хрипло произнес Рейнер, склоняясь над ней. — Вели мне остановиться, если хочешь, потому что я твердо намерен поцеловать тебя.
Она попыталась что-то сказать, но слова не шли с языка. И ответом ему стал лишь еле слышный не то всхлип, не то вздох. Они же в парке, в общественном месте, вокруг полно народу. Что страшного может произойти? Это же просто-напросто поцелуй, сущий пустяк, нечего бояться, и… О, как ей хотелось снова почувствовать на губах его губы! Слишком долго пробыла она в одиночестве.
Рейнер осторожно снял с нее очки, положил их на плед. И Ноэль вновь ощутила такой знакомый, дразнящий запах — смесь кофе, сливок и пряного мужского лосьона. Глаза ее закрылись словно сами собой. И когда Ноэль подумала, что сейчас умрет от нетерпения, губы Рейнера нашли ее губы.
О да!
Он не стал тратить времени на нежности. С самого начала поцелуй был глубок и жарок. Ноэль глухо застонала. Воли к сопротивлению не осталось, разгоряченная, трепещущая, она жаждала большего.
Ладони Рейнера легли ей на талию, затем скользнули выше, накрыли грудь. Ноэль задохнулась — даже сквозь ткань она ощущала, как горячи его пальцы. На мгновение он отстранился, осыпал быстрыми поцелуями ее щеки, шею и пробормотал:
— До чего же ты ароматная… Я хочу тебя…
Как давно никто ее так явно не желал, а может, и никогда. Охваченная яростным желанием, исполненная головокружительного осознания собственной власти, Ноэль изогнулась всем телом, в упоении лаская его мускулистую спину и плечи. О, она могла бы часами исследовать каждый дюйм этого роскошного мужского тела, так непохожего на ее собственное…
Где-то рядом с ее ухом послышалось повизгивание, а в следующий миг горячий шершавый язык лизнул в щеку. Нет, это определенно не Рейнер… Ровер?
Рейнер отстранился, уголки его губ поползли вверх.
Задержи поцелуй, Ноэль, как дыхание задерживают!
Он уселся на пледе, взял щенка на руки, погладил лохматую рыжую шерстку.
— Эй, малыш, ты что, ревновать вздумал? Думаешь, хозяин о тебе забыл?
Ноэль завороженно следила за тем, как Рейнер успокаивает обиженного пса. О, Ровер может быть уверен в том, что любящий хозяин никогда его не предаст и не обделит вниманием. Вот ведь счастливец!
А что до нее, то Рейнер играючи разобьет ее сердце и даже не заметит!